Сегодня, 24 сентября, в 111-й день рождения Елены Александровны Крутовской, создательницы и хранительницы Живого уголка на «Столбах», мы хотим вновь о ней вспомнить, но не так, как обычно, отталкиваясь от своих воспоминаний и многократно тиражированных воспоминаний ее многочисленных друзей: столбистов, посетителей Уголка, журналистов.

Давайте вчитаемся в строки, написанные достаточно случайным и, увы, врЕменным сподвижником Елены Александровны. Погрузимся в его особый, не обусловленный нашими «местными стереотипами» мир воспоминаний.

Александр Иванович Масалыкин – экскурсовод и рабочий по уходу за животными Живого уголка в заповеднике «Столбы», а затем научный сотрудник, заместитель директора по научной работе, директор Воронежского заповедника.

А.И. Масалыкину довелось поработать с Е.А. Крутовской совсем немного, но на всю жизнь ему удалось сохранить и добрую память о ней, и привитые ею заповедное мировоззрение и принципы.

Игорь Ковач, главный специалист национального парка

Особый мир особого человека

Впервые об Елене Александровне Крутовской и её «ноевом ковчеге» я узнал из опубликованной в «Известиях» статьи Яхонтова «Зверинец в тайге». Потом была телепередача, и, поскольку я руководил школьным зоопарком, мои учителя написали письмо Елене Александровне. Вдруг она пригласила меня к себе в гости на весенние каникулы в марте 1973 года. Я прилетел в Красноярск, откуда сотрудники научного отдела доставили меня в заповедник...

Живой уголок в то время был небольшим посёлком из пяти домов, вокруг которых располагались самодельные вольеры и выгулы. На этом же участке находилась метеостанция, начальником которой был Джемс Георгиевич Дулькейт, супруг Елены Александровны. Она сама работала старшим научным сотрудником и, кроме Живого уголка, занималась изучением фенологии птиц.

...Когда Елена Александровна с Джемсом Георгиевичем поселились на этом участке, к ним попал подранок совы. Крутовская вылечила его, но улетать на волю он уже не захотел. Пришлось делать вольеру для птицы. С этого всё и началось. Потом друзья начали приносить других животных, причём не только диких, но и брошенных домашних. К тому времени, когда я приехал к Крутовской, в Живом уголке было больше ста животных. Было две рыси, Дикси и Леший. Из Дикси до того, как он попала в Живой уголок, хотели сделать чучело для музея. Леший сам пришел из тайги к вольерам с капканом на лапе. Был ещё крупный бурый медведь Тайгиш, лось Орех, маралиха, серебристая и красная лисы, горностай, колонок, баргузинский соболь, различные сони, летяги, подвиды белок, зайцы. Были представлены и мышевидные грызуны: хомяк обыкновенный, пеструшки, полёвки, мышовки. Содержались в вольерах волки, а также гибриды волка и собаки.

Было много птиц. Содержалась большая группа сов: филин, сыч, болотная и ушастая совы, неясыть обыкновенная и бородатая. Орёл-могильник, коршун, дятлы, сойки, кукша, кедровка, ворон, вороны серые и чёрные, лебедь, журавль-красавка, кряквы, кеклик – вот далеко не полный перечень пернатых обитателей Живого уголка.

Животные попадали в Уголок подранками или в очень молодом возрасте. Всем животным Крутовская стремилась создать условия проживания, близкие к естественным. Надо сказать, что у отдельных сотрудников с животными складывались свои отношения. Например, биолог Таня Титенкова безумно любила птиц, они отвечали ей взаимностью. Надо было видеть, как лебедь порою клювом перебирал её светлые волосы, целовал её руки!

Елена Александровна женщиной была худенькой и хрупкой, но это не мешало ей иметь ощутимую власть над крупными животными. Помню, по вечерам она приходила на площадку, где гуляли волки, крупного Ларса брала за ухо и вела его в крытую вольеру. При этом огромный волчище вид имел смиренный и напоминал своим поведением провинившуюся перед хозяином дворовую собачонку. Вообще абсолютно все животные были бесконечно преданы Крутовской и относились к ней с нежной любовью.

Каждое утро в сопровождении сеттера Никиты и колли Кая Елена Александровна на лошади выезжала на маршрут, где вела научную работу. Появлялась только к обеду и сразу же садилась заполнять дневники наблюдений.

Весь коллектив Живого уголка жил своеобразной коммуной. Мы питались за одним столом, и утром за завтраком проводилась своеобразная планёрка. Ставились задачи на день, и Елена Александровна вела себя и эти минуты как мать или старшая подруга, всех наделяя частичками своего внимания. До завтрака она успевала пробежаться по Уголку, заглянуть в каждую вольеру и подметить все недочёты. Записной книжки у Крутовской никогда не было. Память у неё была отменная, и все необходимые сведения она держала в голове.

После завтрака мы расходились на работы и собирались вместе уже за обедом, в три часа. Я работал экскурсоводом, а в свободное от посетителей время ухаживал за животными, как и все остальные сотрудники. Во время обеда подводились некоторые итоги, а уж окончательно мы отчитывались о проделанной за день работе за ужином, в семь часов. После ужина иногда, если позволял запас топлива, запускали дизели и смотрели телевизор. Елена Александровна щедро делилась своим опытом, рассказывала различные интересные истории.

Жила Крутовская чрезвычайно скромно. Она была нетребовательна к одежде, хотя всегда была одета строго и аккуратно, тщательно причёсана – она как бы являла собою образец опрятности. И это при том, что в доме не было воды и постоянного света! В одной из комнат находилась богатейшая библиотека. Елена Александровна переписывалась со многими известными людьми, такими как Джеральд Даррел, Бернгард Гржимек: они присылали ей свои книги на английском языке с дарственной надписью. Крутовская свободно владела английским и некоторыми другими языками.

Некоторые животные и птицы жили в доме и даже ночевали в её комнате. В то время её любимцем был тетерев Петруша. Она приносила его из вольеры, стелила пуховый платок на тумбочку, и он до утра там сидел. Здесь же – сеттер Никита, колли Кай, пара ручных попугаев корелла. На кухне в настенной вольерке жила летяга, а в другой вольерке – белка. Из птиц в доме ещё жила кукша, которая чувствовала себя здесь явной хозяйкой.

Когда я попал к Крутовской впервые, то почувствовал, что именно в таком месте я и мечтал работать. Вечерами я просиживал в зимнем зверином доме, где свободно общался со многими видами животных. По окончании каникул я вернулся в Воронеж, закончил школу. По просьбе Елены Александровны работниками Воронежской охотинспекции для Живого уголка была отловлена пара барсучат, а ещё были приготовлены к переезду: пара крякв, пара экзотических кур, две пары лесных соней. С этой «командой» я и вылетел в Красноярск. Экипаж был красноярский, все лётчики хорошо знали Крутовскую и с трепетом говорили замечательные слова о ней и её Живом уголке.

Для каждого из привезенных мною животных было приготовлено своё угощение. Для долгожданных барсуков Елена Александровна лично испекла маленький торт! К огорчению, оказалось, что сони прогрызли коробку и расползлись в аэропорту. Так мы их и не нашли. Ну а барсукам-сладкоежкам в дальнейшем Крутовская каждое утро приносила по кусочку хлеба с вареньем. Варенье барсуки слизывали, а потом долго крутили хлеб в лапках, оглядывая его со всех сторон в поисках еще одной порции сладкого лакомства.

Удивительным человеком был и Джемс Георгиевич Дулькейт. Кроме всего прочего, он написал маслом около трёхсот картин, посвящённых здешней природе. Он снял около ста фильмов, сделал тысячи высококлассных фотографий, многие из которых публиковались в различных изданиях и иллюстрировали различные книги. Он был очень эмоциональным человеком, великолепным рассказчиком, к нему постоянно тянулись люди. А ведь уже в раннем детстве судьба «наградила» его тяжким физическим недугом, к тому же у него было слабое зрение. И всё же каждый год во время отпуска с группой друзей-красноярцев, среди которых были инженеры, врачи, поэты, художники, Джемс Георгиевич уходил на одну-две недели в Саяны. Каждый занимался там своим делом. Из таких походов Дулькейт приносил много интересных снимков и зарисовок.

Он был очень мастеровым человеком. Вольеры, дома, мебель в них сооружал он запросто. Ремонтировал любую технику. В заповеднике он оказался «по наследству»: его мама, доктор биологических наук, работала в научном отделе заповедника «Столбы». Вообще, семья Дулькейтов была в Красноярске очень известна, как, впрочем, и Крутовских.

В выходные дни приходили друзья Елены Александровны и Джемса Георгиевича из Красноярска; до пятнадцати человек собирались в гостиной комнате. Пили чай, беседовали. Среди гостей можно было увидеть известного хирурга и прекрасного скалолаза Л.Звереву, профессора-ботаника Т.Буторину, красноярских инженеров, конструкторов, художников. В центре внимания, конечно, была Елена Александровна. Ну, а темы «посиделок» были самыми разнообразными: политика, искусство, заповедное дело, скалы. И, конечно же, братья меньшие.

Елена Александровна очень уважала увлечённость. Если она видела, что какой-то мальчишка более внимательно, чем остальные, рассматривает животное в вольере, она могла час и более уделить ему внимание, водила его по Живому уголку, всё сама лично рассказывала и показывала. А вот тех, кто к животным относился пренебрежительно, она не любила.

Очень отрицательно относилась Крутовская к охоте, считая её неуместной в столь сложное время, когда один за другом исчезают биологические виды и идёт массированное наступление человека на природу. Не приветствовала она и желание администрации заповедника ввести плату за посещение Живого уголка. Она считала, что если человек будет платить, то он вправе будет требовать нарушения покоя животных в угоду себе. Кроме того, плата могла бы отпугнуть многих юных любителей природы. Поскольку авторитет Елены Александровны был непоколебим, с ее мнением, безусловно, всегда считались.

В 1973 г. в продаже появилась книга Козлова «Истребление волка в лесостепной Сибири». Елена Александровна везде, где только могла, скупала экземпляры этой книги и уничтожала их. Дело в том, что автор достаточно жестоко и категорично высказывался против живой природы, а Крутовская считала такую пропаганду насилия недопустимой...

К сожалению, мне пришлось поработать в Живом уголке Крутовской всего лишь только год. Трижды я попадал в больницу с воспалением лёгких, и врачи порекомендовали сменить климат.

У меня сложились замечательные отношения не только с Еленой Александровной, но и с другими сотрудниками заповедника. Как ни тяжело было уезжать, пришлось оставить заповедные красноярские места и перебраться на родную воронежскую землю. Но даже после этого я длительное время поддерживал связь с красноярскими друзьями, вел переписку с ними. Достаточно долгое время переписывались мы и с Еленой Александровной Крутовской.

Добрая память об этом особом человеке, сумевшем создать в красноярской тайге свой особый, гуманный и добрый мир, живёт в моём сердце и помогает мне жить достойно.

А.И.Масалыкин,

заместитель директора Воронежского ГПЗ по науке, кандидат биологических наук

«Заповедные острова», № 1 (62), январь, 2003 г.